- И что же мне делать с книгами Нэля, если он не вернется?..
После долгого и изматывающе тяжелого разговора о природе происхождения богов и Безымянного целых три для Арьель и Марика не перемолвились ни единым словом. Под конец ведунья в сердцах обозвала Арьеля богомерзким болтуном и замолчала. Надолго. Музыкант, ничуть не жаждущий продолжать беседу в подобном ключе, не стал нарываться дальше. Называли его за годы странствий по-разному, случалось выслушивать и совсем уж непотребные определения. Но чтоб Марика - так... Обида захлестнула его, до першенья в горле, до рези в глазах.
Он с огромным удовольствием покинул бы сей ставший негостеприимным дом, отправился бы, куда глаза глядят, да вот только хотел дождаться Нэля. Без мага он - хоть режь! - не мог уйти. И потому следующие несколько дней вел себя словно тень - такой же тихий и неприметный. Сидел, уткнув нос в оставленные Нэлем книги. В них, помимо столь необходимых ему сейчас знаний, заключалась еще как бы частица мага - ведь это были его книги. А это дорогого стоило... Вот только черную книгу Арьель не трогал. Боялся.
Марика же, после выволочки, устроенной названному братцу, быстро остыла и призадумалась. Когда гнев, вызванный естественным страхом (а как же иначе, коль хулят богов, да речь заходит про запрещенный черный культ Безымянного?!), улегся, Марика осознала, что не все так просто. Конечно, Арьель - человек легкомысленный, и легко поддается чужому влиянию, особенно влиянию такой психологически сильной личности, как Нэль. Ему довольно просто заморочить голову, если только то, в чем его пытаются убедить, не является полным бредом. Арьель легковерен, но он, все же, не дитя. И когда дело касается богов, которых он привык почитать с детства (ведь и воспитывался он с семи лет не где-нибудь, а при храме), его не так просто сбить с привычного, истинного пути. Кроме того, всех этих рассуждений о Двенадцати он наслушался не от кого-нибудь, а от Нэля, который тоже вырос в мире, где чтили богов, и который, нельзя не признать, был себе на уме. И уж его можно склонить к какому-либо мнению, только предъявив неоспоримые факты. Иначе он, человек образованный и знающий, в общем-то, жизнь (не зря столько лет ходил по дорогам), просто не поверит. Значит, если Нэль в чем-то убежден, это просто обязано быть правдой...
От таких рассуждений Марику мороз пробирал по коже. Если Нэль поверил, что боги - вовсе и не боги, то значит, так и есть. Но что же тогда, получается, храмы веками лгут? Или заблуждаются? Но заблуждение длиной в множество сотен лет... Возможно ли? Служители богов - не дураки и не слепцы. Разве только они намеренно не видят того, чего не желают видеть.
Марика полагала, что ответы на некоторые мучавшие ее вопросы есть в черной книге, оставленной Нэлем в ее доме, но она просто не могла заставить себя прикоснуться к твердому кожаному окладу. Ей казалось, что стоит просто открыть фолиант - и пути назад, к прежней вере, к прежнему миру - не будет.
Спокойствия не прибавляло и воспоминание о демонстрации Нэля своих новых, нечеловеческих способностей. А не вспоминать о тех минутах Марика не могла. Стоило только бросить взгляд на свои руки: одна ладонь - пожившей уже, немолодой, женщины, вторая - молоденькой девушки, - как в памяти звучал мягкий голос мага: "Разве ты не хотела бы вернуть себе молодость?... Это возможно сделать..."
Дни шли, гнев таял, муторная тревога росла. Нэль не возвращался.
На четвертый день вопрос про книги и вырвался у Марики. Она долго уже раздумывала, что ей делать с магическими томами. Оставить их у себя? Но какой в них прок, ей ничего не понять в высокой магии без учителя. Да и черная книга внушала страх. Уничтожить в огне? Марика не могла и подумать об этом. Не родилось еще такого безумца, который решился бы сжечь магические книги. Даже и черные...
- Что? - Арьель, впервые за столько времени услышав голос Марики, нервно вскинул голову. Вид у него был неважный - осунувшееся лицо, потемневшие глаза. Тревога за мага и усталость поедали его живьем. - Почему ты спрашиваешь? Нэль вернется, он же обещал.
- Обещал, да... Но что он может поделать с обстоятельствами, если они сложатся не в его пользу? Он не обладает могуществом достаточным, чтобы изменять мир, - Марика опять взглянула на свои ладони и усомнилась: а и впрямь ли не обладает? Ее же он изменил, а она - часть мира. - Во всяком случае, ведь что-то его задержало?
- Или кто-то его задержал, - вздохнул Арьель. - Хотя, я, честно, не знаю человека, способного причинить ему зло. Желающих - множество, но вот способных...
- А я только и молюсь, - едва слышно проговорила Марика, - чтобы нашелся человек, который сумел бы совладать с ним и остановить его.

Когда король Уиллард очередной раз вызвал тана Аля во дворец, тот отправился в путешествие один, против обыкновения не взяв с собой старшего сына. Мало того, перед отъездом тан с глазу на глаз переговорил с Каем, и сообщил, что оставляет того за старшего, передавая полномочия решать любые дела от его, тана, имени. При том, правда, что хозяйственные вопросы оставались в ведении Элейны. Последняя, узнав о распоряжении отца, почувствовала, как сердце сжимает липкая и холодная рука страха. Тан ехал к королю, не зная, вернется ли обратно; Элейна, в отличие от юного Кая, гордого возложенной на него ответственностью, - ведь он впервые оставался за хозяина, - сразу поняла это. Она знала, что - или, точнее, кто, - стал причиной безнадежного отъезда тана, и душа ее мучительно корчилась от сверхъестественного ужаса и ненависти. Никто в жизни еще не вызывал ее ненависти, а при одной мысли о молодом маге, незваным пришедшим в их дом и принесшим с собой лишь тревогу и несчастья, Элейну с головой накрывало леденящей черной волной. Чтоб ты сгинул! неустанно повторяла она мысленно, пугаясь силе собственной ненависти. Напрасно напоминала она себе о том, что если бы не маг, возможно, не видеть бы ей больше никогда брата. Увы! Благодеяние это лежало на одной чаше весов души Элейны, но другая чаша, отягощенная всем тем злом, что причинил дому Алей Проклятый, перевешивала без всяких сомнений. Стоило только магу-изгою появиться во владениях тана, и - пошло поехало. Неприязнь храмовых магов, а затем - немилость короля, замученного доносами тех же магов на тана... Отцу нужно было отказать Проклятому в убежище, считала Элейна, да что толку задним числом повторять себе "нужно было"? Тан всегда поступал так, как считал нужным, не слушая ничьих советов. Вот и загнал сам себя в ловушку, из которой мало шансов выбраться целым.
После последнего визита в замок Нэля с таном творилось неладное, Элейна чувствовала. Она не видела, что произошло в отцовском кабинете, знала только, что молодой маг был там и перенесся незнамо куда. Девушка было обрадовалась - ну наконец-то, глядишь, и не вернется больше, не будет смущать покой древнего замка взглядами своих бесовских глаз. Но тан после его исчезновения пришел в такую ярость, что радость Элейны быстро сменилась страхом. Стало ясно, что тан чего-то ждал от Нэля, но дождался совсем не того. И стал досадовать на себя, на молодого мага, а за компанию - и на остальных присутствующих магов тоже. И уж совсем вышел он из себя, когда дошли до него новости о том, что и братья Гесинды тоже упустили Нэля.
Теперь вот тан уезжал в столицу. Элейна вместе с братьями вышла во двор провожать его. Как ей хотелось броситься к отцу, прижаться к его стремени, и со слезами умолять его беречь себя и не навлекать на себя более гнев короля и магов! Но воспитание не позволило ей проявлять эмоции столь недостойным образом. Вслед за Каем и Эрредом она приблизилась к возвышающемуся в седле отцу и, приникнув губами к его руке, сдержанно пожелала ему счастливой дороги и скорейшего возвращения.
- Ничего, Элейна, ничего, - ответил ей тан, разглядевший-таки в глазах девушки то, что она не посмела высказать вслух. - Не беспокойся, отбрось свои глупые страхи. Я скоро вернусь и, вот увидишь, еще жениха тебе в столице найду.
Никакого жениха Элейне было не надобно, лишь бы отец вернулся в здравии. Но долг послушной дочери велел благодарить. Она произнесла положенные слова, склонив голову (здесь этикет пришелся как никогда кстати, в подобной позе легко было скрыть подступившие к глазам слезы), и отошла в сторону.
- Не реви, - грубовато бросил ей подошедший Кай, стоило только тану выехать со двора. - Что за глупости?
- Я не реву, - с достоинством ответила Элейна - и тут же поняла, что и в самом деле "ревет", как выразился братец. По щекам потекли-таки слезы; хорошо хоть, не разрыдалась в голос.
- В первый раз, что ли, отец уезжает? С чего это ты взялась слезы проливать?
- На погибель - первый раз.
- Какая еще погибель?! - взъярился Кай. Сдержанности ему, в отличие от отца, не хватало никогда. Впрочем, и на сестру он раньше голос не повышал, так что Элейна даже отшатнулась от неожиданности. - Глупа ты, сестра, сама не понимаешь, что болтаешь! А раз так, молчала бы лучше!
Хотела было Элейна объяснить брату, что все она понимает, да промолчала. Возьмешься объяснять, так придется и про мага говорить, а знала девушка, что обвинений в его адрес Кай не потерпит. Он хотя и не выражал свою привязанность так открыто, как младший брат, все же нельзя было не заметить, с каким почтением, почти благоговением смотрел он на молодого мага. От Кая поддержки не получить... как и ни от кого в доме.
Единственный, на чью помощь Элейна могла хоть как-то рассчитывать, был домашний лекарь, пользовавший тана и его домочадцев. После отъезда отца девушка, до тех пор крепившаяся, отправилась к лекарю, почтенному уже старцу, и попросила у него снадобье, даровавшее бы ей спокойный сон без сновидений.
Лекарь очень удивился ее просьбе.
- Вы молодая девица, - покачал он седой головой, - неужто вы видите дурные сны? В ваши годы сон должен быть легок и нежен, как пуховое перышко и прелестен, как летняя зорька!
Элейна от досады покраснела до корней волос. Вот ведь противный старик! Ему бы баллады сочинять, а не врачеванием заниматься. Объяснять же причины, вынудившие ее прибегнуть к помощи трав, Элейна не желала. Довольно и того, что она открылась уже одному человеку! Ее до сих пор пробирала дрожь при воспоминании о том, каким взглядом одарил ее маг, когда она поведала ему о ночных видениях. А что он наговорил ей! А что, вероятно, подумал! Вот ведь стыд! Элейна вовсе не собиралась ставить в известность о своих проблемах еще кого-то в доме. Что могут подумать близкие и слуги, если узнают, что дочери тана по ночам является в видениях и снах молодой мужчина?..
- Просто дайте мне снотворное средство, - сердито велела Элейна лекарю. Подобного тона в разговорах с прислугой и вообще простолюдинами она себе никогда не позволяла, но сейчас она была выведена из себя. - И прошу вас не распространяться о моем визите, слышите? Не желаю, чтобы отец и братья знали!
Старик пообещал молчать, хотя и был очевидно озадачен. Элейна ушла от него удовлетворенная хотя бы этим; она знала, что старый лекарь не склонен к лишней болтовне и держит слово. Впрочем, более порадоваться было нечему. Она принимала зелье на ночь, как и было предписано, но никакого эффекта не последовало. Видения никуда не девались; наоборот, они стали ярче и как бы объемнее.
Едва уснув, с потрясающей отчетливостью Элейна видела Проклятого. Он показался ей совсем измученным; он и ранее не выглядел пышущим здоровьем, но теперь от него и остались-то только одни глаза. Огромные, черные, какие-то больные. Белая кожа его стала совсем прозрачной, и через нее будто бы пробивался отсвет внутреннего пламени, пылавшего в сердце и пожиравшего мага с божественной безжалостностью. Поглощенная созерцанием этого огня, Элейна не сразу заметила вторую фигуру, проступившую прямо из воздуха рядом с Проклятым. Этот второй держал мага за руку, заглядывая ему в глаза. Девушка могла бы поклясться, что этого человека она не видела никогда. Она даже не была уверена, что это вообще человек. Слишком острое лицо; слишком тонкие, как бы прозрачные, черты; слишком большие глаза неправдоподобного золотого цвета; пушистые сияющие ресницы. Кроме того, длинные локоны его были странного пепельного цвета, какого Элейна не видела ни у одного человека. Этот незнакомец улыбался Проклятому, сильнее и сильнее сжимая его руку, а тот смотрел на него с неизменной мукой в глазах...
Пробудившись поутру, девушка пыталась сообразить, кого же она видела рядом с магом. Откуда в ее снах взялся незнакомый ей мужчина? И что значила его улыбка, такая странная и неземная? Почему он держал Проклятого за руку, и почему прикосновение его было так мучительно для мага? Очень скоро Элейне стало ясно, что вопросы эти самостоятельно она разрешить не сумеет. Но к кому же обратиться за помощью? Где найти человека, который не истолкует неверно ее сны? Не идти же в храм Гесинды или к Борону, ведающего снами. Вряд ли служители этих богов смогут оказать ей помощь... Вот если бы найти дружелюбно настроенного человека, который, к тому же, обладал необходимым знанием и хорошо знал Проклятого.
Но эта задача представлялась Элейне очень трудной, почти неразрешимой.
Пока ей на память не пришел некий златокудрый красавец, - кажется, музыкант, - который бывал несколько раз в замке как раз по делам мага... Но и его нужно было сначала разыскать.

Мало кто из деревенских колдунов и ведунов владел письмом и грамотой, так как, обычно им негде и не у кого было научиться. Ильмасу в этом отношении повезло как мало кому из его собратьев по ремеслу. Еще когда он был мальчишкой, в их деревню забрел служитель Перайны - из тех, кому не сидится на месте, в храме. Лекарь и травник, он уступил просьбам деревенских жителей, который год мыкавшихся без собственного колдуна, и остался жить среди них. Он был человек ученый, но простой и добрый, и никому в помощи не отказывал, причем в трудах своих следовал не столько долгу служителя Перайны, сколько зову собственного сердца. А крутящегося вокруг, как веретено, маленького Ильмаса потихоньку обучал грамоте и травяным премудростям.
Магии в добром лекаре не было ни на грош, исцелял он исключительно силой трав, и потому, когда в подросшем ученике его в возрасте четырнадцати лет обнаружилась искра магического дара, он слегка растерялся. Зная, что необученный искусству управляться с магией человек способен натворить бед, служитель Перайны советовал Ильмасу отправиться в город, в храм Гесинды, и продолжить обучение там. Но какой там храм! У Ильмаса были старики-родители и пятеро младших сестер и братьев, которые требовали заботы и внимания, и потому о походе в город не стоило даже и мечтать. К тому же, и обучение оплачивать было нечем. Потому Ильмас старался обходиться своими силами. В конце концов, управлялись же как-то со своим даром десятки и сотни деревенских колдунов, никогда и не бывавших в храмах.
Если Ильмас и жалел когда-нибудь о том, что жизнь его сложилась именно так, а не иначе, то явно не в те минуты, что просидел, разбирая при свете убогого светильника слова и фразы, написанные нервным быстрым почерком Нэля. Без сомнения, это были те самые записи, которые вызывали острое любопытство Ильмаса, но сейчас, когда они оказались в его руках, он подумывал, что лучше бы он никогда не видел их. Нэль и без того изрядно напугал его при последней их встрече, а уж это... Если именно ЭТОМУ учат в храмах, если такие мысли рождаются в головах "посвященных" магов, то давно пора Гесинде явить гнев свой и наказать крамольников. Чтобы неповадно было замахиваться на божественное, ибо сказано: человеку - человеково, а богу - богово...
Не-ет, не зря Ильмасу показалось еще в первый раз, что с молодым пришлецом что-то не так. До тех пор ведуну не приходилось сталкиваться с носителями магической силы; старый Като в не счет, поскольку был наполовину безумен и осознавал едва ли одно из десяти своих слов и поступков. Ильмас не обольщался на счет собственных способностей, но даже их оказалось достаточно, чтобы в неизвестно откуда взявшемся молодом знахаре силу почуять сразу. Причем почти в первый же момент Ильмас понял - не одного это с ним поля ягода. Никогда не случалось ему слыхивать о странствующих братьях Гесинды, но похоже было, что в Рябинники каким-то образом забрел самый настоящий посвященный маг. Впрочем, несмотря на силу свою, он казался ничуть не менее безумным, чем дед Като, хотя и на свой манер. И окончательно в его безумии Ильмас убедился, когда просматривал его записи.
Посуленная Нэлем встреча, что и говорить, не радовала. Расстались они нехорошо, молодой маг напугал Ильмаса до дрожи в коленках, хотя, похоже, и против своей воли. Колдун был несказанно рад, когда странный малый сгинул, но, как оказалось, это был вовсе не конец истории. Сначала явился парень опасного вида, взявшийся расспрашивать о Нэле, потом кто-то разгромил бывшее жилье бродячего мага... Уж на этом-то, кажется, могло все и закончиться, ан нет - Нэль снова давал о себе знать. Откуда он опять взялся в Рябинниках, куда потом пропал - этого Ильмас не мог взять в толк. Самое обидное, что и Виленка, принесшая от него посылку, не смогла сказать ничего членораздельного. Мол, появился ночью в Самайн, разговаривал с бабушкой, просил передать кое-что Ильмасу вместе с обещанием зайти лично через недельку, и сгинул, пропал в ночи... Девочка, как видно, и сама ничего не понимала, и была страшно расстроена тем, что Нэль не поговорил с ней вместо бабушки.
Ильмас не стал бы огорчаться по этому поводу. Лично он с удовольствием уклонился бы от встречи, да только знал он: если Нэль действительно захочет с ним поговорить, то избежать разговора не удастся... Ильмас не хотел иметь с ним никаких дел, и с удовольствием бросил бы его писанину в огонь... да только нельзя так обращаться с начертанным на бумаге словом, есть ли в нем магия, нет ли.
Как ни странно, к страху примешивалась и капля любопытства. Похоже, Нэль был уверен в том, о чем писал, и значит, проблема магии поворачивалась неожиданной стороной. Ильмас задумался, как он мог бы жить, если бы сумел развить свой магический дар - самостоятельно, без помощи храмовников, и что могло бы измениться... а уж бессмертие - разве не об этом мечтает каждый человек? Жить вечно! Очень заманчиво, а если к вечной жизни прибавить еще и магическое могуществе... Ильмаса кинуло в жар, стоило ему на мгновение забыть про гнев богов и представить себя в роли этакого всемогущего вечноживущего существа. Перспектива потрясающая, ничего не скажешь. Однако, мысли о собственном потенциальном могуществе перемежались боле насущными, подленькими мыслишками. Речь в Нэлевых записках, ясно, шла не об одних только магах и ведунах, он-то хотел подарить новые возможности без исключения всем людям. А как же тогда Ильмасу и всем ему подобным зарабатывать себе на хлеб, если каждый сможет излечить себя сам? Тьфу, даже и не в этом дело, ведь ни к чему будет трудиться, чтобы добыть пропитание, если его можно сотворить тут же самому... Чем же тогда заниматься всю свою вечную жизнь?
Теперь Ильмас ждал встречи с Нэлем с нетерпением, хотя и не сумел избавиться до конца от страха. Он хотел взглянуть магу в глаза и спросить: а что будем делать мы, люди, ставшие бессмертными? Что мы будем делать, если ты приведешь нас к вечной жизни и могуществу?..
Однако, Нэль не спешил появляться, хотя вроде уже должен был. То ли возникли какие-то непредвиденные обстоятельства, то ли он просто передумал. И Ильмас не знал уже, радоваться ему или горевать, если Нэль так и не придет.

Несет ли в себе силу человеческая мысль? Материальна ли она? Что случится, если мысли множества людей устремятся в одном направлении, обратятся к одному предмету или человеку? Способны ли они произвести изменения в судьбе мира, повернуть колесо жизни в ту или иную сторону, или просто подстегнуть события, которые никак не торопятся свершаться?
Нельзя сказать, чтобы множество людей по всему материку и даже на Истрийском архипелаге думали совсем уж об одном и том же, но мысли их имели одинаковую направленность. И центральным их элементом являлся один человек, или, точнее, различные воплощения этого человека, ибо для каждого он был иным, и воплощал разнообразные идеи и образы. Кто-то думал о нем как о друге, кто-то видел в нем учителя, или же способного, но не в меру амбициозного ученика, или сумасшедшего мага, отступника и предателя, кто-то ненавидел его как врага, порушившего чью-то мирную семейную жизнь, кто-то боялся как человека, решившего разломать и целый мир в придачу... Были и такие, которые ждали от него великих свершений и называли его Тот, Кто Видит. И считали, что жизни их, а то и судьба всего человечества, связаны накрепко с этим невысоким, худощавым молодым человеком, сила духа которого была слишком велика для такого земного, уязвимого, хрупкого даже, тела... И одни видели свою миссию в том, чтобы любыми способами помешать ему воплотить его мечты и планы в реальность, другие же готовы были всячески поддерживать и помогать ему.
Но как можно помешать или помочь человеку, который неизвестно где скрывается и неясно, что задумал?..

...Голова болела так, словно через глазницы, прямо в мозг, кто-то воткнул два раскаленных железных прута. Очнувшись, Нэль застонал сквозь зубы и подумал (с трудом), что отрежь ему сейчас по живому руку либо ногу, он и не почувствует, настолько всеобъемлюща эта боль. Радовало лишь сознание того, что способность испытывать болевые ощущения значила: он еще жив. Мертвецы ничего уже не чувствуют.
Первым делом, не открывая глаз и не пытаясь встать, Нэль стал соображать, что же случилось. Ведь что-то же привело его в столь печальное состояние? Мысли ворочались с трудом и болью, но, кажется, он припоминал. Во время встречи с магами он "открылся" полностью, и магия хлынула через него невиданным прежде потоком; он предоставил своему разуму и воображению полную свободу. Куда же, интересно, они завели его? Нэль помнил, что забрался очень далеко от своего пространства и времени, утащив за собой магов; если "мостков" между мирами не хватало, он тут же творил их... Но чем же закончилось путешествие? Неужели мозг не выдержал, и - снова ментальный удар? Возможно... А значит, снова повезло. Подобных происшествий с Нэлем случалось уже несколько, и все - из-за неосторожного обращения с магией. Ну, а если так, подумал Нэль, то где я сейчас? Куда меня занесло в результате? Ясно одно - Нэль был не на той же поляне, потому что холода, который должен был бы исходить от снега, он не чувствовал. Да и спиной он ощущал твердую, гладкую поверхность, совершенно непохожую на мягкую рассыпчатость снега. Что-то вроде мраморных плит, пожалуй?
Собравшись с силами, Нэль приоткрыл глаза и сразу же зажмурился от ударившего в них золотистого сияния. Сделал вторую попытку, бросив теперь взгляд из-под ресниц, сияние слегка поутихло. Разглядеть все равно ничего не удалось, взору являлось сплошное розовато-золотистое, какое-то приторное и едва ли не липкое, марево.
Чуть приподнявшись и оценив степень подвижности тела, Нэль осторожно сел, подтянув колени к груди, стараясь не тревожить голову. Не вышло - в затылок вонзилось огненное копье, проткнувшее насквозь весь позвоночник. Нэль зашипел сквозь зубы и медленно выпрямился, приложив ладонь к источнику боли, поселившемуся где-то в основании черепа. Он терпеть не мог лечить себя, но боль мешала сосредоточиться и даже осмотреться...
- Оклемался? - услышал он из-за спины звучный веселый голос. - Подняться можешь или помочь?
Не вставая, Нэль обернулся (опять же медленно и аккуратно) - отмечая про себя, что под ладонями у него твердая, очень ровная и теплая поверхность. Впрочем, сейчас его больше интересовал обладатель голоса.
Сзади него почти в такой же позе - подтянув колени к подбородку и обхватив их руками - сидел светловолосый молодой человек. В светло-зеленых искристых глазах его скакали смешинки, в то время как четко обрисованный рот хранил полную серьезность. Распущенные золотистые локоны ниспадали на плечи и спину, укрытые длинным роскошным упеляндом из ослепительно-белой шерсти; широкие рукава, отороченные светло-серым мехом, скрывали руки до кончиков пальцев. На груди, на длинной цепи, покоилась черненая подвеска в виде фигурки ворона. Нэль вздрогнул. Несмотря на виденные им в храме Безымянного многочисленные фрески, он едва ли узнал бы этого... человека, если бы не нагрудный знак. Впрочем, приглядевшись, Нэль не мог не признать схожести оригинала с изображением. Неведомый художник знал, что творил.
Кажется, я своего добился, подумал Нэль, сжав зубы. До меня снизошли. Так почему же я не испытываю радости, а только - тревогу?
- Ну так что? Сам встанешь? - повторил светловолосый. - Я смотрю, тебя хорошо приложило. Какая же все-таки хрупкая штука - человеческое тело, да и разум не крепче.
С подобным утверждением трудно было спорить, особенно - сейчас, когда в теле Нэля, казалось, не осталось ни единой целой косточки. Не отвечая, он огляделся - и едва сдержал вздох удивления. Вместе со своим собеседником он сидел на одной из широких ступеней висящей в сплошном золотом сиянии закрученной и изогнутой лестницы из белого камня. Оба конца ее терялись в мерцающей дымке, и Нэль, осознав бесконечность окружающего его пространства, ощутил головокружение.
- Где я? - хрипло вырвалось у него. Язык пересох и повиновался с трудом.
- На изнанке, - рассмеялся светловолосый.
Слушая его смех, солнечный и почти детский, Нэль окончательно перестал понимать, почему священники в храмах изображали его сумрачным, исхудалым, с нахмуренными бровями и плотно сжатым ртом.
- На изнанке чего?..
- Твоего мира, конечно. Если тебя интересует, как и почему ты сюда попал, я тебе отвечу: тебя сюда выдернул я, только потому, что оказался ближе всех.
Под "всеми", надо понимать, он имел в виду остальных своих сотоварищей. Нэля снова пробрал озноб, несмотря на то, что окружающая золотистая мгла была теплой, как пар.
- Ты не спрашиваешь, кто я такой, Лионель из Аркары, именуемый Проклятым, - продолжал светловолосый уже без улыбки. - Ты знаешь, кто я?
- Знаю, - у Нэля едва хватило самообладания выговорить это коротенькое слово твердо, без запинки.
- Хорошо, - собеседник кивнул и легко поднялся на ноги. - Значит, не нужно тратить времени на долгие объяснения. Впрочем, чего-чего, а времени у нас в избытке. Так ты готов идти или тебе нужно... перевести дух?
Хороший вопрос. Нэль медленно, стараясь не делать резких движений, встал. Ноги держали, но голова взорвалась новым приступом боли. Светловолосый, внимательно следивший за ним, протянул ладонь.
- Дай руку.
Нэль, уже догадавшийся, что за сим последует, вложил свою ладонь в его. Прикосновение поразило удивительно человеческим теплом, а так же уверенностью и спокойствием, которое несло с собой. Боль, как и следовало ожидать, сразу отступила. Светловолосый, неотрывно смотрящий ему в глаза, понял и эту перемену тоже.
- Теперь должно быть лучше, - произнес он утверждающе, отпуская руку Нэля. - Пойдем. Время неважно, но нехорошо заставлять себя ждать.
Он легко зашагал по лестнице; ступенька за ступенькой, ведущие вверх (или все-таки вниз?) как будто сами собой прыгали ему под ноги. Нэль последовал за ним, двигаясь чисто механически. В голове его роилось множество вопросов, и он не знал, с какого начать. Разве что наобум? Впрочем, вопросы лучше приберечь до встречи... со всеми. Если ему, конечно, позволят спрашивать. Нэль все же надеялся на лучшее, учитывая, что обращаются с ним, все же, не как с пленником, а, скорее, как с гостем. Но пока статус его не ясен, лучше держать язык за зубами.
Но один вопрос Нэль не мог не задать.
- Куда мы идем? - спросил он внешне равнодушно.
- Туда, куда ты хотел попасть, - светловолосый коротко улыбнулся, обернувшись через плечо. На сей раз улыбка его Нэлю не очень понравилась - какая-то слишком зубастая она вышла. - В наш Божественный Дом.